Михаил Козаков «Крушение империи»
«Поняла сию научную притчу?» - спросит он свою дочь, своего милого, прекрасного «лосенка», в темноте и запутанности современной жизни могущего, подражая бог весть кому, отбиться от семьи своей и неразумно побежать куда-то прочь. Вот как начнет он с ней разговор! Весело (главное - весело!), шутливо, но в то же время достаточно серьезно.
И зачем дело откладывать в долгий ящик? Разговор он начнет с ней сегодня же: благо никто не помешает им, так как Софья Даниловна задержалась в городе (он посмотрел на часы) и приедет оттуда, наверно, только завтра утром.
Лев Павлович направился в комнату дочери, чтобы отнести туда ваулинское письмо. Войдя в комнату, он положил его на подушку: вернется Ириша - сразу бросится ей в глаза, - рассудил он.
Он оглядел обитель дочери: «Хм, какой, однако, беспорядок у Ириши, - подумал Лев Павлович. - Вот уж не похожа в этом на мать! Нехорошо…»
На подоконнике разбросаны шпильки, одна из них каким-то образом попала на желтую липкую бумагу «смерть мухам». Зеркало на комоде в пыли. Тут же тарелочка с недоеденными ягодами, и на них - осы и мухи. Упала с вешалки полотняная простыня, закрывавшая висевшую одежду. В разных углах валялись пояски от платьев, косынка, голубой сарафан, а на столе - тючок свежеотглаженного белья, только сегодня принесенного деревенской прачкой.
«Нехорошо. Неаккуратно… Как будто раньше не замечалось за ней это? - удивился Лев Павлович. - Надо ее немножко пристыдить: сделаю, а потом скажу!»
Никогда не занимаясь этим сам в своей комнате, он решил сейчас навести порядок, хотя бы относительный, в комнате дочери. Он собрал валявшуюся одежду, повесил ее, как мог, на вешалку, накрыл ее поднятой с пола простыней, а свежее белье решил положить в комод, - все вместе: и ночные рубахи, и лифчики, и чулки, и платье, и носовые платки, - все вместе! «Пусть уж там сама разберется!»