Михаил Козаков «Крушение империи»

Низенькие потолки делали всех выше, чем они были, и гости, не желая «маячить» друг перед другом в небольшой, с одним окном только, столовой, располагались до приготовлявшегося ужина в остальных комнатах квартиры.

Никто не был в претензии на хозяев за то, что некоторое время они сидели только с Федей. Во-первых, все знали о постигшем его горе, и, конечно же, Русовы, как всегда, должны быть первыми утешителями. И, во-вторых, студент Калмыков передает, вероятно, подробности о жизни Вадима и Алеши, - с этим тоже надо считаться всем добрым знакомым чадолюбивых Русовых.

Так оно и было в действительности.

Федя все рассказал, что знал, о своих друзьях и прибавил, что милюковскую-то речь в Думе, не пропущенную цензурой, оглашал на сходке не кто иной, как Вадим, умело и выразительно ее прочитавший.

- Ах, вот как? - заблестели живые, черного, мягкого огня глаза Надежды Борисовны. - Ведь мы живем здесь в дыре и ничего толком не знаем. А кому, если не нам, надо знать все эти речи?

- Может нагореть еще, - с легкой тревогой сказал доктор Русов, думая в этот момент о своем старшем сыне.

- Твой сын студент, а ты все еще думаешь, что он приготовишка! - укоряла его вспыльчивая Надежда Борисовна.

- Если нагорит, то всей сходке, - успокоил Федя доктора. - Между прочим, некоторые речи я привез с собой, они у меня в кармане, - сказал он. - Я могу вам дать их почитать.

- Что же вы молчите, Феденька? - воскликнула Надежда Борисовна, схватив его за руку. - Это надо всем, всем! Я и ужин задержу, никому не дам, - что вы, что вы! - побежала она оповещать гостей о приятном сюрпризе.