Михаил Козаков «Крушение империи»

«Боже мой, какая дура… Чего мне смешно стало? Плакать надо», - через секунду укоряла она себя, и ей казалось уже, что доктор, который мог бы улыбнуться, видя ее глупо открытый рот, не улыбался только потому, что она была неприятна ему своим легкомысленным поведением, что этот серьезный пожилой человек в старомодном пенсне, явно связанный с революционной организацией и столько делающий для нее, недоверчив к ней, Ирише, и, вероятно, даже презирает ее и потому смотрит сейчас вбок, в окно.

- Простите меня, - прошептала она.

- За что? - повернул к ней остриженную ежиком, седеющую голову доктор Сокальский, и она увидела в его круглых голубиных глазах неподдельное удивление.

- Я ошиблась… я не то хотела сказать, доктор, - пробормотала она. - Передайте Емелину, - уже твердо сказала Ириша, - пусть побережет себя. Может быть, ему следует на время куда-нибудь уехать… Я так боюсь за него. Ведь его затравят здесь, доктор! Пусть друзья его подумают об этом.

Она и не предполагала в тот момент, насколько совпал от сердца шедший совет с трезво принятым решением ПК о Ваулине.

Было постановлено, чтобы он скрылся из столицы недели на две, ибо ясно было, что охранка какими-то путями все время идет по его следам и провал на Николаевской, больно ударивший организацию, тесно связан с этим. Товарищу Шведу надо было выйти из полосы слежки, ему нужно было устроить в Петербурге «прочную», хорошо законспирированную квартиру, а последнее не так легко было сделать в короткий срок. Уехать следовало подальше, пожить среди людей, которые не вызывали бы пристального внимания полиции, да и сами не обнаруживали бы особого любопытства к появлению незнакомого доселе человека.

Об ожидающемся отъезде Ваулина Ириша узнала во второе свое посещение зубоврачебного кабинета на Гусевом: об этом просил сообщить ей Сергей Леонидович. Он еще не знал точно, куда отправится: в Тулу, Курск или Киев, где у него есть знакомые («Явки!» - сообразила Ириша), но как только выяснится, он даст ей знать об этом.