Михаил Козаков «Крушение империи»

Лев Павлович Карабаев сидел в родзянковском кабинете, набитом людьми, когда вихрем влетели в него несколько человек с громким, восторженным криком:

- Протопопов арестован!.. Протопопов, ур-ра!

Все выскочили в коридор - навстречу арестованному министру, затерявшемуся в гудящей, возбужденной толпе.

- Керенского! Позовите Керенского! - в несколько голосов требовали встревоженные думские депутаты, опасаясь за участь арестованного, особенно ненавистного народу.

Лев Павлович в числе других бросился разыскивать «специалиста» по спасению бывших министров. И через минуту Керенский был на месте.

- Только не волнуйтесь… только не волнуйтесь, Александр Федорович! - любовно подбадривал его Карабаев.

Керенский шел, опираясь на увесистую дубинку. Он был еще не совсем здоров: недавно только ему оперировали почку, а тут еще… непрерывные речи, толпа качает его каждый час - «того и гляди, погубят этого человека», - опасался, уже как врач, Лев Павлович.

- Держите! - сунул ему дубинку в руки Керенский и сам помчался вперед.

- Прибыла пожарная команда… сам брандмайор! - сострил кто-то из толпившихся в коридорчике, и Льву Павловичу показалось, что это знакомый голос журналиста Асикритова: он неоднократно сегодня наталкивался во дворце на этого вездесущего желчного человечка!

Керенский был желт, глаза широко открыты, рука поднята ребром вперед. Он как бы разрезал ею толпу, поглотившую арестованного.

- Не сметь прикасаться к этому человеку!

Толпа отхлынула, расступилась, рассыпалась, как треснувшая скорлупа ореха, открыв взору высохшее горклое зернышко - боязливо сжавшееся, перекошенное протопоповское лицо с почерневшей, отвисшей губой.