Зрители по-разному отнеслись к подобному поступку Ульянова. Кто-то им восхитился, как Соловьев, но многие осудили, заподозрив в этой пародии ту самую попытку заработать индульгенцию - реабилитироваться в глазах широкой общественности за свою многолетнюю прокоммунистичность. Вспомним, что практически с первых своих шагов в искусстве (с середины 50-х) Ульянов играл в основном правильных коммунистов, зовущих народ в светлое будущее. И вот, когда это будущее не состоялось, Ульянова, видимо, стал грызть червь сомнения: а возьмут ли меня с моим прошлым багажом в новую жизнь ее нынешние «хозяева»? Хотя эта новая жизнь была по-настоящему страшной. Так называемый брежневский «застой» не мог даже близко сравниться с ужасами ельцинского «бандитского капитализма». Понял это наконец и Ульянов, но чуть позже. В интервью газете «Собеседник» (февраль 1997 года) он заявил следующее:

«Сегодня мы стараемся собственное прошлое в грязь втоптать, будто люди станут лучше от этого… Ленина за ноги тащим из гробницы. Пусть лежит. Что изменится, если мы его уберем? Ни-че-го! Тело можно закопать, но из душ людских чувства не вытравишь. Добивать стариков? Пусть уж они до конца помолятся своему богу. Ленин - фигура мощная, неоднозначная, шекспировская…

Я своих прошлых званий не стыжусь. Я не любитель козырять наградами, но изредка, по праздникам могу надеть ордена - хотя бы из солидарности с поколением семидесятилетних, с те ми, кто и сегодня говорит мне, что мои фильмы - это их молодость…

(Отмечу, что наград у М. Ульянова действительно много. Из самых высоких: Звезда Героя Социалистического Труда, два ордена Ленина, орден Октябрьской Революции. - Ф. Р.)

Жить мне сегодня неуютно. О каком уюте речь, если даже по улицам ходить опасно, если страшно за детей (внучке Ульянова Лизе в ту пору было 13 лет. - Ф. Р.).

Я живу на Тверской, и что я вижу? Я не пойму, что это за улица, что за московская Сен-Дени? Главная улица столицы, выходящая на Кремль, - улица проституток?