«Рудобельская республика»

— Не узнала, не узнала! — И кинулся к Гэле.

— Казик! — обняла опа брата.

Мать, счастливо улыбаясь, смотрела на них.

— Я ж говорила, что какая-то новость будет. Это с пятницы на субботу сон мне снился, будто иду в хату, а она не заперта и двери настежь. Воры, думаю себе. Крикнуть хочу, а голос отняло, губы как смерзлись и не шевелятся. Вошла и вижу — летает по хате воробышек и в окно бьется, вырваться хочет. Покрутился, покрутился, фыр в двери и полетел. Говорю отцу, новость какая-то будет, а он, известно, свое: «Дураку дурное и мерещится». А что ж, чья правда?

— Насовсем, Казик? — спросила Гэля.

— Отвоевался, хватит. Теперь в армии комитетчики правят, прапорщики с унтерами полками командуют. С полковников погоны срывают. У нас штабс-капитана Марухина на штыки вздернули. Нашему брату с ними не по пути. Пусть порезвятся, поиграют немного в свободу. А там увидим!

«Брат не посочувствует», — подумала Гэля. А так сначала обрадовалась, думала — заступится, поможет отца уговорить, чтобы отдал за Ивана. И приданого того не надо, пусть бы для близира хвост какой дали на разжи-ток.

Она развязала серую от мучной пыли коноплянку, сбросила полушубок, причесала светлые, гладкие волосы. В черной длинной юбке, розовой, с манжетиками, кофточке с высоким лифом Гэля была так свежа, румяна и красива, что брат не узнавал в ней того подростка, каким она была перед его отъездом в юнкерское училище.

— Ну и выросла, ну и похорошела. — Казик хитро улыбнулся и, словно шутя, спросил: — От кавалеров, вид-по, отбоя нет?

Гэля покраснела до ушей.

— Нужны они мне, как хворобе кашель.

— Значит, одного выбрала, — пытался шутить брат.

Гэля молчала, опустив голову. Она понимала, куда клонит Казик. Все уже рассказали! А прикидывается, выпытывает. И только бы не молчать, попросила:

— Мама, может, молочка кружечка есть, а то в горле от пыли как теркою дерет.

— Почему ж нет? Только подоила. — Мать, не закрыв двери, шаркая опорками, выскочила в сени. Внесла кувшин

40