Сергей Граховский «Рудобельская республика»
торбу всего, сверху прикроют куском ситца, положат пару брусков мыла — и потопал старик. А куда нести все это, ему не надо было спрашивать.
Потом приходит Левков, за ним — Андрей Падута. А утром не только в Карпиловке или Рудобелке, а верст за двадцать от них висят на заборах листовки, подписанные Бобруйским уездным комитетом РКП (б): «Не давайте немецким оккупантам вывозить народное добро, разоружайте солдат, создавайте партизанские отряды».
И снова возле холопеничских мостов и в Гатовичской пуще гремели выстрелы, хлопцы и дядьки в лаптях и зипунах, как привидения, выскакивали из лесу, заворачивали подводы, забирали у солдат карабины, а их со связанными руками гнали обратно. Немцы не очень-то и сопротивлялись: им самим все уже опостылело, да и знали солдаты, что здесь они временные гости, а из дому доходили слухи, будто и там народ бунтует.
Все чаще в казармы и избы, где стояли солдаты, попадали маленькие газетки. В них коммунисты призывали немецкий народ свергнуть кайзера Вильгельма, как это сделали русские со своим царем, забрать бюргерские земли и заводы, начать строить новую жизнь в вольной Германии. Солдаты читали и перечитывали эти листки, прятали их от офицеров, шептались между собой и не спали ночами в чужой, непонятной и бедной лесной стороне.
Они нехотя выезжали собирать контрибуцию, нехотя шли охранять волость и шататься ночью по селу, чтобы спокойно спали коменданты и офицеры. За себя солдаты не очень боялись. Партизаны предупреждали: если они не будут лезть на рожон, никто их не тронет. Так и получалось. Только увидят на дороге вооруженных мужиков, сразу поднимают руки. Отстреливаться нет смысла: мужиков с винтовками обычно раза в три больше, чем конвоя при самом большом обозе. Только моргнуть успеешь, а партизаны уже спереди, и сзади, и со всех сторон появляются из-за кустов. Куда тут денешься? Да многие и сами понимали, что солдат превратили в грабителей, что грех забирать хлеб у таких же крестьян, как они сами, что надо помочь русской революции, а не душить ее. Одним словом — думай, солдат, как дожить тебе до встречи с родным краем, а ее, встречи этой, каждый ждал с недели на неделю, со дня на день.