Сергей Граховский «Рудобельская республика»

что в Рудобелке советская власть и по всей округе Советы.

— Только чтоб с печатью были.

— Будут и печать, и штамп, товарищ Вежавец, — успокоил Сымона Соловей.

За столом сидели Левков, Одинец и Гашинский и па тонких бумажных листках писали воззвания волостного революционного комитета.

— Ставьте, хлопцы, штамп и печати, чтоб все по форме было, — посоветовал им Соловей. — А ты, Левон, прихвати с собой человек пятнадцать рисковых хлопцев и жарьте в Ратмировичи. Там Сымон с Амельяном отцепили от немецкого эшелона два вагона с награбленным добром. Разберитесь что чье. Людское людям раздай, а панское вези в комбедовский склад, пока суд да дело, — в Тимохову лавку.

Утром партизаны с мандатами и листовками волревкома разъехались по селам, очищенным от оккупантов. Они собирали мужиков, рассказывали, что в Рудобельской волости восстановлена советская власть, создавали из местных партийцев-большевиков руководящие тройки, выбирали комитеты бедноты.

Над соломенными стрехами снова затрепетали алые стяги. Кто шуткой, а кто и всерьез называл этот край на полесской земле «Рудобельская Советская федеративная республика».

А в любую сторону, километров за тридцать от Ру-добелки, еще стояли немцы. Они были в Бобруйске и Минске, в Гомеле и Калинковичах, в Речице и в Мозыре. Рыскали по селам и панским усадьбам, стреляли свиней, выгребали сусеки, а где и веретено с шерстью у бабы прихватывали.

В имении Врангеля Максим Ус перевешивал рожь и гречку, переписывал коров и телят в толстую прошнурованную книгу, будто панский эконом. Николай Николаевич уничтожил все бумаги и куда-то исчез в ту же ночь, когда отступили немцы. Мужики из Максимова отряда наводили порядок в Поречье, Березовке, Хоромцах и Холопеничах: ставили своих людей, передавали им ключи от добра, что бросили немцы.