«Рудобельская республика»

жевали клейкий хлеб, кто-то пришивал пуговицу к мокрой шинели. Комбат заметил, что в роте были в большинстве своем молодые сельские ребята. Таких, известное дело, нетрудно повернуть куда захочешь. Он весело, по-свойски поздоровался с ними, поднялся на пустой ящик и заговорил: — Тут ваш командир сказал, что рота не хочет воевать за советскую власть. Это правда, товарищи?— Все поднялись со своих мест и окружили Соловья, но никто не ответил на его вопрос. — Белые офицеры обманули солдат и подняли мятеж. Они убивают наших братьев — гомельских рабочих и коммунистов, а вы собираетесь помогать убийцам. Чего они хотят? Отнять землю, которую нам дала советская власть, и вновь посадить на нее панов. Вот взгляните! — Соловей вынул из кармашка два листка и поднял над толпой. — Опять царский орел! Это стрекопытовские мандаты. Гляньте! А вы говорите — свои. Кому свои, а кому враги смертные.

— Это ротный так толковал! — послышались голоса из толпы.

— А оно во-о-он как обернулось!

— Брехал нам: Стрекопытов, мол, за мужиков, за крестьянскую власть!

— Продался, гад, буржуям и нас хотел под монастырь подвести!

Над толпой треснул выстрел. Соловей спрыгнул с ящика, левая пола шинели была пробита. Здоровяк солдат сунул кулаком в челюсть ротному, тот грохнулся на землю, вскочил и бросился за амбар. Его схватили.

— Постой, ваше благородие, — пробасил тот самый здоровяк, что свалил его с ног, — что ты теперь запоешь?

Офицера втащили в центр круга. С разбитой физиономией, дрожащий стоял он перед Соловьем.

— Братцы, — заверещал он, — и вы, Александр Романович, пощадите. Нечистый попутал.

— Эти песни мы уже слыхали от стрекопытовских бандюг. А как с ним поступить, решайте сами, товарищи. Командиром у вас будет наш рудобельский хлебороб Анупрей Драпеза. Этого, да и вас, больше «нечистый не попутает». Сейчас же построиться. Предлагаю выбрать трибунал и судить изменника по законам революционного времени.

Бывшему ротному связали руки ремнем. Суд был короткий и справедливый.

182