Сергей Граховский «Рудобельская республика»

офицерья. Это только одно звено в цепи широкого вражеского заговора. Мятежи и погромы по приказу контрреволюционного центра начались одновременно в разных районах страны. По соседству с нами, в Борзнянском уезде Черниговской губернии, бушует кулацкое восстание. Его подняли эсеры, а бандами командует царский полковник Секира. Наш революционный долг помочь черниговским товарищам ликвидировать кулацко-эсеровский мятеж. Бы измучены боями со стрекопытовскими бандами. Но время не ждет. Жизнь борзнянских коммунистов, рабочих и крестьян в смертельной опасности. Озверевшее кулачье и эсеровская сволочь жгут села, мордуют и расстреливают большевиков и крестьян.

Соловей не дослушал Хатаевича, поднял руку и зычно скомандовал:

— Бобруйский батальон и приданные к нему отряды, по вагонам!

Через час поезд с красным флагом на паровозе двинулся на Бахмач.

13

Леса отбегали дальше и дальше. Они казались голубовато-сизыми полосками между отсыревшей землей и серым небом. Где-то далеко, вдоль полевых дорог, торчали одинокие тополя, мелькали хуторки и вытянувшиеся села с белыми церквушками.

Все чаще и чаще за окнами, в паутине голых садов, проплывали мазанки под камышовыми крышами, поблескивали по ярам озерца весенней воды. Начинались затянутые синеватым маревом степи. То здесь, то там, словно снежные островки, белели стаи гусей; возле самого полотна стреноженные лошади хрумкали высохшими будяка-ми. Степь дышала горьковато-пьяным чадом весны и влагой набрякшего чернозема. Медленно, словно за кругом неестественно огромной карусели, плыли просторы полей, менялись краски и картины. Временами пробивалось солнце, и в окна вагона врывались широкие снопы пыльного света, подсиненного облачками махорочного дыма.

Красноармейцы дремали. А Соловей не отрывался от окна. Его тревожили и манили запахи весны, необъятные