«Рудобельская республика»

старик в полотняных исподниках и в безрукавке из овчины.

— Чого тоби? — буркнул он.

— Чэрвоных тут не було? — спросил Соловей.

— А вы хто ж будэтэ?

— Вийско батьки Пэтлюры, — ответил Александр.

— Гэ, булы та сплылы. Всих пэрэдушылы на стан-цыи и в Борзни. И я штук с дэсять порэшыв.

Тараевич выхватил наган. Соловей сжал его руку:

— Отставить, товарищ Тараевич.

Дедок сообразил, что дал маху, упал на колени и заскулил:

— Брэшу, брэшу, товарищи, никого я нэ бачив. До-годыть хотив. Пэрэмишалысь тэпэр и билы и чэрвоны, и жовты, и сини. Сын мий, Грицько, у Щорса служить. Пошкадуйтэ старого. Набрэхав сам на сэбэ, чого и нэ спи-лося.

— Вставай, старик, — поднял его за худое плечо Соловей, — и покажи нам хату атамана.

— По ливу руку, биля колодэжа, зэлэною бляхою крытая. Вин сам з куркулями в Борзни. Там их вэлыка сила, и полковник Секира з ими. А тут тильки жинки да диты. Прямо идыть, — не унимался старик. Его узловатые руки дрожали, и сам он еще больше осунулся и согнулся.

Соловью даже жалко его стало. Видно было, что никакой он не «куркуль» и не бандит.

— Иди, дед, в хату и скажи бабе, что ты старый брехун. Так и скажи!

— Ей-же-богу, нэ брэшу. По ливу руку хата.

Соловей оставил засаду в хате атамана Антонова, и красноармейцы двинулись на Борзну.

Городок стоял на берегу небольшой речки. На той стороне белел молодой березняк, наполовину затопленный весенним половодьем. Под ногами шелестело прошлогоднее примятое ржище. Уже видна была церковь с голубыми куполами и сверкающими крестами. Вдруг ударили колокола, тревожно, как на пожар.

— Какой сегодня день? — поинтересовался Соловей.

— Пятница, — ответил молоденький боец.

— К бою… товсь! — покатилась по полю команда.

Красноармейцы развернулись плотной цепью, выкатили вперед пулеметы.

196