«Рудобельская республика»

— И так вот он кончился, — тоскливо выдохнул органист.

На сыпучие комья мерзлой земли взобрался командир батальона и заговорил по-латышски:

— Война идет давно, но такое зверство мы видим впервые. Темные люди скажут: латыши латыша замордовали. Ложь! Это звери замучили доброго, чуткого человека, который желал свободы и счастья своей земле, родному латышскому народу. Мы должны не только отомстить за смерть товарища Ясюнаса. Освободить города и села Латвии от наймитов капитала, от бандитов и насильников — наш революционный долг. Поклянемся же исполнить его, — закончил Соловей свое слово.

И в ответ грянули голоса латышей, белорусов, венгров, поляков:

— Клянемся!

— Клянемся! — подхватило эхо.

…На рассвете батальон выступил, рассчитывая прорвать оборону противника, соединиться с основными силами полка и освободить от белой армии Режицу.

За ночь метель улеглась. Потянуло густым теплым ветром. Снег набряк сыростью, раскисали ботинки, стыли ноги: дрожь пробирала до мозга костей.

Теперь Соловей высылал разведку небольшими группами, они прикрывали и поддерживали друг друга.

Версты за две от леса проходила линия вражеской обороны. Она замыкала кольцо, в котором очутился полк красных коммунаров. Это выяснил Соловей, когда вернулась разведка. Обстоятельства и задачи менялись. Выход был в одном: внезапно и стремительно атаковать белых. Поднять панику, разорвать кольцо и вместе с полком уже не пробиваться из окружения, а наступать, громить белолатышей по всему фронту.

Занятая врагом деревня стояла за невысоким пригорком в укрытой от ветров долине. Отсюда и намеревался командир начинать прорыв. Белым-бело было вокруг, стояла тишина, сеялся легкий искристый снежок, припорашивая шапки и плечи. Батальон притаился в лесу. Разжигать костры было запрещено. А мороз пронизывал насквозь, люто прихватывал застывшие в намокших за день ботинках ноги.

На закате похолодало еще сильней. Ботинки и сапоги гремели, словно каменные, и покрывались мохнатым ворсом

243