Сергей Граховский «Рудобельская республика»

— Стой, откуда едешь, старый? — остановил дядьку Петра улан.

Петро стянул шапку, поклонился:

— Старуху везу до шептухи, паночек. Боюсь, кабы па возе не отдала богу душу.

— А ты покажи свою старую, — приказал он.

— Ото ж колотит ее сильно. Смилуйся, паночек, не трогай! — заныл Петро.

Фэлька подъехал к саням, перегнулся в седле и кнутовищем приподнял рядно.

— А, пся крев… — И он наотмашь огрел старика по спине. — Панове, то есть комисаж, большевик! — аж захлебывался Гатальский.

Фурманку с больным Левоном Одинцом завернули назад. Почти час продержали на морозе у гмины. Потом два конных конвоира погнали на Глусский шлях.

Мороз неистовствовал: трещали в лесу сучья, дорога скрипела как немазаная телега. Заиндевевшая кобыленка выдыхала столбы густого пара и еле трусила. Конвойных в седлах здорово донимал холод. Они подгоняли Петрову лошадь ударами плетей, но у той запалу хватало только на несколько саженей, она снова, как в полусне, переваливалась с боку на бок.

В поле мороз припекал особенно люто. У старого Петруся заиндевели усы и борода, руки, как грабли, еле удерживали вожжи. Он прислушивался, дышит ли Левон, и мысленно уже распрощался с ним: если сразу не пристрелят, то заморят голодом и холодом.

В такую стужу и у здорового еле душа в теле, а этот чуть дышит.

В Глусск приехали ночью. Тифозного побоялись пускать в гмину и пастерунок1 при волости. Опять долго держали во дворе, а потом вышел высокий как жердина полициант, посветил карманным фонариком, открыл дверь длинной пустой конюшни и приказал «комиссара» положить туда.

— Это как же живого человека в такой мороз? — аж задрожал Петрусь.

— Мильч, мильч, пся мать! — закричал полициант.

Старик выгреб из кошевки сено, расстелил его в углу, вздрагивая от глухих рыданий, помог племяннику дойти

1 Полицейский участок (польск.).