- Я на неделю полечу в Нью-Йорк, когда вернусь, сразу позвоню. Между прочим, ты могла бы тоже позвонить мне…

- Я так устаю, Джек, что мне сейчас не до этого. - соврала Катя, и показала телефонной трубке язык,

- Будь паинькой, Кэт. Веди себя хорошо. Бай- бай!

- Бай, Джек!..

Раздались короткие гудки, и Катя положила трубку, еще раз показав ей язык. Затем поднялась, налила себе еще виски и тоника, выпила. Закурила новую сигарету. Подошла к окну, оперлась локтем на подоконник, курила и смотрела на кроваво- красную рекламу на доме напротив, на редкие машины, пролетавшие по Тверской в этот поздний час. Затем она рывком отворила раму окна, и холодный ночной воздух ударил в обнаженную грудь, шевельнул подсохшие волосы, легким ознобом прокатился по всему телу. Она все еще думала о той далекой жизни в детском доме, казавшейся ей почти чужой, будто и не она это тогда была, а кто-то другой… Потом мысли перенесли ее в Америку…

Ей вспомнилось, как они ехали из города домой. Вечернее шоссе было пустынным, и «форд» летел на бешеной скорости. Катя была за рулем, а Джек сидел рядом и с беспокойством поглядывал на спидометр, наконец, не выдержал и сказал:

- Гонишься за своей смертью?

- Почему за своей? - рассмеялась Катя. - За нашей!

Из магнитофона гремела рок-музыка, ветер врывался через открытый люк на крыше.

- Можно без этих дурацких шуток? Сбавь скорость.

- Э-эх ты, моряк называется, боишься!

- Именно потому что я моряк, и боюсь. Я слишком много раз на море видел смерть в глаза… Глупо ее искать - она сама тебя найдет… Вон заправка, заверни - у тебя бензин на нуле.