Пока были выходные и группа отдыхала, директриса группы упорно созванивалась с КГБ и просила о встрече режиссера и автора сценария с представителем госбезопасности. Ей вежливо отказывали. Директриса орала в трубку, что срываются съемки фильма, что они обратятся в газеты и поднимут общественность, дескать, КГБ боится встречаться, боится говорить об убийстве певицы Ольги Александровны Осмоловой, значит, им есть что скрывать, значит, следствие было проведено недобросовестно, значит, КГБ покрывает убийцу, значит, это был заговор госбезопасности против несчастной женщины, и так уже пострадавшей от произвола и «органов», и тоталитарного режима. Угрожающие вдохновенные тирады директрисы, видимо, подействовали, и какой-то начальник, к которому отослали директрису, нехотя процедил в телефонную трубку, что они ничего не скрывают и готовы встретиться. Приезжайте.

- Нам не очень хочется ехать в вашу контору! - уже со злобой отвечала директриса, - у вас атмосфера тяжелая - дышать трудно. Не могли бы вы приехать к нам на студию?

Начальник ответил, что он приехать не может в силу занятости, но дал телефон своего помощника и сказал, что поставит его в известность, кто ему будет звонить и прикажет непременно в ближайшие дни встретиться с режиссером и автором сценария. Настырная директриса поблагодарила, положила трубку, тут же сняла ее снова и набрала номер, который ей дал начальник, и через три минуты договорилась о встрече. Правда, помощник тоже не захотел ехать на студию, а предложил встретиться в кафе на старом Арбате. Директриса сказала: «Всего хорошего. До встречи», бросила трубку и сообщила, отдуваясь:

- Можете ехать… фу, черт, чтоб они все подохли…

И они, наконец, встретились. Помощник начальника оказался как раз и одним из следователей, которые вели дело убитой Ольги Александровны, и Катя тут же встрепенулась и насторожилась, и уже смотрела на следователя с плохо скрываемой злобой. Следователь, моложавый тридцатилетний парень в светлом костюме и белой рубашке с ярко- красным галстуком злобу эту сразу почувствовал, но держался спокойно и вежливо, видно, ему было не привыкать выслушивать самые разные оскорбительные слова в адрес своего учреждения и выдерживать изливающуюся на него ненависть пострадавших людей.