и интеллектуальной была внешность инженера-Фельдинера. Благодаря стараниям отца, Володя с трудом поступил в строительный институт и учился в нем уже более восьми лет, с трудом преодолевая семестр за семестром, с огромным количеством «хвостов». Раза три он с какими-то ухищрениями умудрялся оформлять себе академические отпуска, и тогда уже гулял вообще без всяких забот, играл на бегах, волочился за девушками, у которых пользовался большим успехом опять-таки в силу своей обворожительной внешности. Когда он напивался особенно зверски, то являлся домой в крайне агрессивном состоянии, и бабушки чуяли это состояние, когда Володя только открывал дверь. Едва Володя появлялся в прихожей огромной старой московской квартиры со множеством комнат, каморок и кладовок, заставленной старой красного дерева рассохшейся и разрушенной мебелью, едва только он появлялся в прихожей, как бабушки с проворством мышей скрывались в своих комнатках, и слышались щелканья задвижек. Володя перво-наперво останавливался перед большим старым мутноватым зеркалом в тяжеленной, тоже красного дерева раме и долго, покачиваясь, смотрел на свое благообразное отражение. И затем плевал в зеркало, мычал:

- У-у-у, гожа… - а потом он орал на всю квартиру, сжимая кулаки: - Что, сволочи, спгятались! Революционные кгысы! Выгодки большевистские! Комуняки пгоклятые! Сделали геволюцию?! Хогошо вам тепегь? Хогошо, да?! Блаженствуете! Всеобщее бгатство созегцаете! - он шел по коридору и яростно пинал ногой в двери, продолжая страшно ругаться. - Мало вас на десять лет посадили! Я бы вас всех за гешетку упгятал! До конца жизни! - он бил ногами в двери так, что, казалось, высадит их вместе с косяками. - Выходите на суд Божий! Спгятались, да?! От себя не спгячетесь! От Божьей кагы не спгячетесь! Выходите, кгысы коммунистические!

Бабушки за дверьми тряслись от страха, даже плакали, иногда вскрикивали визгливо: