- Врешь, собака, я так никогда не говорил, - вновь меланхолично проговорил Вадим. - Я люблю свой народ, я тебя не люблю… А народ даже очень… обожаю…

- Люблю, но странною любовью, - усмехнулся Виктор.

- Жрать хочу… - вздохнул Вадим и выпил виски, поморщился. - Водка - дрянь, виски тоже дрянь… и зачем пью, козел? А завязать силы воли не хватает, э-эх, пропащий я человек, не будет мне на том свете прощения. - И Вадим допил виски.

Катя расхохоталась, глядя на них, и в это время из коридора донесся шум, громкие неразборчивые голоса, крики, а затем - резкий стук в дверь номера:

- Откройте! Дежурный администратор!

Катя подошла к двери, открыла - на пороге стояла дежурная, а за ней четверо дюжих парней в штатском с трудом удерживали барда и художника Григория Круткова, заломив ему руки за спину. У одного из парней был разбит лоб, и струйка крови стекала на щеку. А под ногами лежала гитара со сломанным грифом.

- Ваш? - саркастически улыбаясь, спросила дежурная.

- Наш! Наш! - кинулся к двери Виктор. - Отпустите его!

- Документы ваши попрошу, гражданин, - откуда-то сбоку появился взъерошенный лейтенант. Один рукав форменной рубахи у него был оторван у плеча и сползал вниз. Лейтенант то и дело подтягивал его вверх. Виктор вынул из кармана пиджака пропуск на студию, протянул лейтенанту. Тот долго и внимательно изучал удостоверение. Все это время Григорий Крутков глухо рычал, как медведь, которого незаслуженно обидели, делал конвульсивные движения, пытаясь сбросить с себя парней в штатском, навалившихся на него, и выкрикивал:

- Фашисты! Козлы вонючие! Волки позорные! Палачи! Думаете, ваша взяла? А вот хуюшки вашей Дунюшке!

- Что же вы, гражданин Бредихин, работаете, можно сказать, в кино, а так себя ведете? Пьянство, понимаешь, хулиганство… Культура-то ваша где? Дома оставили?