- Брось, Володя, все в норме, - остановил его Виктор, поднимая рюмку.

Фельдинер поднялся, подошел к окну - там на широком подоконнике стоял кассетный магнитофон. Фельдинер отыскал в груде кассет нужную, поставил, включил, добавил громкости - на всю кухню загремел голос Высоцкого.

В коридоре приоткрылась дверь, и раздался визгливый голос бабушки Розы:

- Прекрати эту пытку, Володя! Невозможно слушать!

- Ты понял, да? - глянул на Виктора Фельдинер. - Ты понял, что это за люди? Сколько лет слушаю эти песни, столько лет эти большевистские мегегы гугают Высоцкого - не-е-ет, эту погоду людей только могила испгавит!

- Сделай хотя бы потише, Володя! - тонко кричала из коридора бабушка Роза.

- У меня давление поднялось, Володя! - вторила ей бабушка Мирра.

- Бог тегпел и вам велел! - перекрывая голос Высоцкого, орал в ответ Фельдинер.

- Сколько им лет? - спросил Виктор.

- Кому? Ах, бабкам? Гозе - девяносто, Мигге - восемьдесят девять, а Клавке - восемьдесят восемь! Им еще по двести лет жить осталось! Они меня похогонят - в этом я не сомневаюсь!

- Володя-а! - тонко кричала из коридора бабушка Роза.

- Что Володя? Что Володя?! В Изгаиле, между пгочим, Высоцкого на каждом углу иггают! Так что готовьтесь! - Фельдинер вдруг заорал истошно, сжав кулаки: - Закгыть двеги!!

Двери одна за другой мгновенно захлопнулись. Фельдинер выключил магнитофон, плюхнулся на стул, проговорил, воздев руки к потолку:

- Господи, дай мне силы смигиться с тем, что я не могу изменить, мужества изменить то, что могу, и мудгости отличить одно от дгугого!

- Ты, я смотрю, философом стал, Володя…

- Почему стал? - недовольно отозвался Фельдинер. - Я и был всегда философом. Потому что если ты выгастешь с такими милыми бабулями, никем дгутим стать не сможешь.

- Тогда ты должен был стать философом-марксистом.