- Петрович, вы, как всегда, ко мне несправедливы. Кому в этой жизни помешала осторожность? А место того, чтобы говорить о моих дурных привычках, вы бы лучше предложили Пал Палычу присесть.
- Да, воистину! Пал Палыч, дорогуша, вот вам большое и мягкое кресло. Присаживайтесь и расслабляйтесь, а мы меж тем выпьем с вами за знакомство по рюмочке арманьячку. Держу пари, такого вы еще не пробовали.
Баронесса исчезла так же непонятно, как и появилась, а Пал Палыч, выпив с Петровичем по рюмке, сразу же и осознал, что такого он, действительно, не пробовал. Тягостное состояние, гнетом придавившее Пал Палыча, понемногу стало покидать его. Он даже начал ощущать некоторые зачатки какой-то блаженной расслабленности.
- Невероятно! Какая потрясающая вещь!
- Еще бы! Трехсотлетней выдержки-с.
- Трехсотлетней? Не может быть! Но, если не секрет, откуда у вас такая роскошь?
- Оттуда, голубчик. «Omnia mea mecum porto». Все свое ношу с собой, в отличие от вас, новых русских, которые все это, с позволения сказать, «свое» (при этом он хлопнул себя по заду) - возят. А вот я ношу. Ну так как, дернем по второй?
- С превеликим удовольствием.
Вторая рюмка, опрокинутая Пал Палычем, показалась ему несоизмеримо приятнее и вкуснее первой. Его давно дремавшее воображение начинало рисовать ему райские кущи, лазурное море, чистое голубое небо… И так далее, и тому подобное.
- Можно я задам вам один вопрос? - осмелел Пал Палыч.
- Вопрос? Валяйте.
- У вас там, на двери, табличка. Я так понимаю, что Херувимов - это вы?
- Вне всяких сомнений.