Об ущемленном достоинстве взрослого человека в эту минуту речь не шла. В глубине души Владимир испытывал неописуемую радость от того, что так быстро и безболезненно удалось убраться с кухни.

- Тьфу, бездельник! Трутень хренов! - бросил вслед Пал Палыч, как казалось, удалившемуся восвояси обитателю Нининой квартиры.

- Пашка, да оставь ты его в покое! Ну я прошу тебя! - куда-то в сторону махнув рукой, в сердцах произнесла Нина Сергеевна. - «Сосед говно, зато свое». И потом, знаешь, пусть лучше при мне болтается. Мне так спокойней. Да я уж и привыкла, чего там говорить. Не трогай его, Пашка, не надо.

- Понятно, - глядя на Нину ответил Остроголов. - Извини, я не прав. В конце концов, это действительно твое., сугубо личное дело… Правда, Нинка, прости меня. Я дурак, только какого хрена подслушивать, что тебя не касается? В твоем-то возрасте?

- Да этот-то как раз безобиден, - Нина улыбнулась, - в силу обстоятельств, естественно. Из него и штукатур-то никудышный, а ты его в бригаду… Пусть лучше философствует.

Пал Палыч вернулся к столу и сел напротив Нины на прежнее место.

- Вот что, подруга: поплакали, пострадали, угрызениями совести помучились - ну и баста. Давай-ка теперь о деле поговорим. Ты знаешь, это даже хорошо, что сегодня вытащила меня среди ночи. Завтра на тебе сэкономлю время.

- Сейчас уже сегодня.

- Тем не менее… Не перебивай олигарха! Так вот, ты очень правильно заметила, что больше у меня не работаешь. Если помнишь, в свое время часть своих акций я разбросал по доверенным людям. По друзьям детства, проще говоря. Ты должна помнить Сашку Щетинина… Ну, Алька… Мы с ним с четырнадцати лет дружим.

- Да, помню.

- Вот у него тринадцать процентов акций. Он тогда пошел на все это безобразие только ради меня и по сей день этим обстоятельством ужасно тяготится. Он человек самодостаточный, всей Европе известен.

Он строит дома, мосты…