- Не переживайте, сударыня. С нами широкомасштабная Серафима Яковлевна. Да и мы с Ларисой Дмитриевной еще кое на что способны. Так ведь, мать? - он повернулся к рядом стоявшей жене, на что та задумчиво кивнула головой.

- Лариса Дмитриевна, - обратилась к ней Женя, - спасибо вам за все. Вы не волнуйтесь. Всего месяц, и мы вернемся.

Лариса опять не ответила, молча перекрестив молодоженов.

Выехав за ворота, машина повернула налево и уже через каких-нибудь секунд десять-пятнадцать скрылась за поворотом дороги, на которую высыпала шумная веселая толпа провожавших.

- Отец, - чуть слышно произнес ребенок, отчего Пал Палыч почему-то вздрогнул, - я окончательно проснулась.

Ребенок мило улыбался, но на Пал Палыча смотрели совсем не детские глаза:

- А хочешь, я в секунду угадаю, о чем ты думаешь сейчас? Ты вспоминал, как выдавали замуж Женю. Ну так? Я угадала? Ну скажи.

- Ты угадала. Я действительно сейчас об этом думал.

В неописуемом восторге Лариса Павловна захлопала в ладоши.

- Папулик, кайф! Ведь получается, что я читаю мысли, - ее ажурный, словно колокольчик, и заразительно-искрящийся веселый смех, казалось, мог услышан быть внизу, на первом этаже, на кухне. - Мне кажется, что я ребенок гениальный. И это происходит потому, что я пошла в отца. Любимый мой папулик, Остроголов Пал Палыч, стандартный гений в современном мире. И пусть завистники считают его жадным, но я-то знаю: он прямой, открытый, честный человек. «Завистники умрут, но зависть никогда». Она останется и будет жечь сердца, способствуя заболеванью раком. А жаль. Могли б еще пожить. Что делать: «каждый выбирает по себе. И выбирает сам себе дорогу. Женщину, религию, молитву..»

Сие услышав, и не в силах даже шелохнуться, Остроголов стоял в оцепенении, но главное, страшась при этом - не приведи Господь! - о чем-нибудь подумать.