Держа, как перышко, прильнувшего к груди ребенка, Пал Палыч медленно кружил его по спальне, как будто в доме в это утро играл оркестр «Венский вальс», а звуки скрипок и виолончелей, сливаясь с вечностью космических гармоний, неповторимым извлеченьем нот благословляли любящее сердце, не знавшее до сей поры, что и на этом свете может быть любовь подобно той, что некогда смогла постичь душа, оставив тело.

- Папулик мой, ты мне не должен возражать ни в чем. Ты слышишь? Тогда я стану вечностью и сделаю тебя счастливым. Тогда смогу, от вечности урвав кусочек, его припрятав в тайном уголке, отдать тебе потом частицу сокровения. Поверь, что это выше, чем любовь. Но и она останется со мной: моя любовь к тебе. Поверь, отец!

- Я верю, - кружил Остроголов ребенка в вихре вальса, - верю, ибо я тебя люблю.

«Калейдоскоп нежданных встреч,

Мелькают лица на экране…

Мне б найденное в них сберечь

В своем неначатом романе…»

- Папулик, а пойдем-ка поедим! Голодная как черт!

«Где каждый тащит боль свою…

Как много правд на этом свете…

Когда-нибудь я растворю

В одной своей все правды эти».

Звеня бубенчиком иль колокольчиком… Любая из метафор смогла б отлично подойти под звонкий смех нам, честно говоря, не очень-то понятного создания, но так как наш герой, надеемся, любим и уж наверняка он хочет быть любимым, нельзя его ни в коей мере за это упрекнуть в наивности и слепоте.