Неожиданно появившаяся в гостиной внушительной комплекции женщина заставила обоих вздрогнуть, выведя семейную пару из глубокой задумчивости:
- Людмила Георгиевна… Здравствуйте, Михал Михалыч! Там к вам эта… О, Господи, забыла… В общем, телезвезда.
- Мама моя родная, только не это, - устало всплеснула руками Людмила Георгиевна. - Скажи, что мы уехали. А лучше - померли.
- Ну здравствуй, Серафима, - Михал Михалыч бросил тяжелый недобрый взгляд в сторону женщины, отчего тучная прислуга не почувствовала себя более комфортно. - Так какой, говоришь, у нас нынче год-то?
- Что?.. Год?.. - вытаращила глаза Серафима Яковлевна. - Две тысячи пятый, Михал Михалыч. А что?
- Да нет, все нормально. Я просто хотел сказать, что давай-ка ты ее сюда, телезвезду эту.
Могло показаться, что Серафима Яковлевна еще не успела окончательно покинуть гостиную, как в ней уже появилась Эльвира Тарасовна Касперчак, в девичестве Зусман. Убежденная феминистка, с пеной у рта отстаивающая свои прогрессивные идеи на всех существующих каналах российского телевидения, не брезгуя даже теми, что работают исключительно в дециметровом диапазоне.
Мимоходом, дежурно облобызав подругу, она подлетела к креслу, в котором сидел Михал Михалыч, и, уставившись на него горящим, подчеркнуто-преданным феминистическим взором, села на пол прямо перед ним, схватив обеими руками его колени:
- Мишенька, выход есть!
- Да? А что, Зузу опять поет? - не поведя бровью, спросил Михал Михалыч. - Она снова радует своим мяуканьем миллионы почитателей ее огромного таланта? При этом не имея представления об элементарной музыкальной грамоте, не обладая слухом и редко попадая в фонограмму?