Волков: А почему на заседании сидел не Фадеев, а Сурков?

Рыбаков: Фадеев был в Германии в это время, Симонов был еще где-то… И тут они дождались последнего заседания, приносят наградную книгу Сталину, а Рыбаков оттуда, конечно же, вылетел. Сталин посмотрел, подписал и вдруг спрашивает: «Ну, а как ваш Рыбаков?» И по этому вопросу Фадеев, старый опытный царедворец, понял: что-то здесь не так. Он встает и говорит: «Товарищ Сталин, мы проверили всё. Рыбаков никогда не был в партии, а значит, никогда не исключался из партии, никаких трех судимостей у него нет, он был комсомолец, была какая-то история в институте, его исключили, затем арестовали, дали три года ссылки. Но он был на фронте, там постановлением Военного трибунала с него сняли судимость, он имел право не писать об этом, он и не написал». Сталин встает и говорит: «Да, информация была неточной». И тогда Фадеев храбро поступил, он взошел на сцену, хотя в данном случае не имел на это права, и говорит: «Ну, а как же быть с ним?» Сталин ответил: «Восстановите в списке». И наградная книга снова ушла в типографию, снова все переверстали… Но я и до того знал, что со мной уже ничего не будет. Если бы меня какой-нибудь райуполномоченный НКВД зацепил, я был бы уже в лагере, это я знаю хорошо. Но если туда дело дошло, на самый верх, значит, теперь уж не так-то просто будет со мной… И вот сижу я вечером с моим товарищем Васей Сухаревичем, с нами две наши приятельницы, играем в преферанс. И вдруг, уже глубокой ночью, раздается звонок: «Толя, ты?» Это был Вадим Кожевников, такого знаете?

10