Когда отец окончил Сорбонну, его хотели там оставить. Франция тогда была союзницей России, шел 1914 год. И отец мой воевал во Французской армии. Затем через Персию каким-то образом он вернулся в Баку. Встретил Микояна, единственного из живых бакинских комиссаров. Были ли они знакомы раньше, не знаю, но Микоян вовлек его в коммунистическое движение, и отец ни одного дня не проработал по профессии - психиатром. Ушел в революцию. Такова была сила тех лозунгов. Очень многие так поступали. Они считали, что это прогнивший мир… Мы не можем их судить.

- А я и не сужу.

- Видимо, так сильна была эта идея, они потом только поняли, что революция пожирает своих детей. А могли бы жить безбедно… После отца в Сорбонну поехал учиться его младший брат. Это был знаменитый в Москве хирург Беленький. Он первый у нас в стране ввел переливание крови.

- Вообще, вы из такой семьи, я вам скажу…

- Для меня воспоминания о моей семье были очень важны. Воспоминания о родительской ласке, о родительской любви поддерживали мое достоинство. Больше мне не на что было опереться. Мы - дети «врагов народа», оставшись сиротами в семь, восемь, девять лет, по существу сами себя воспитывали. Я научилась не показывать обид, крепиться, не плакать, не выяснять отношений, другими словами, держать достоинство. Не знаю, удачным ли получился из всего этого сплава мой характер. Винокуров, например, писал в одном из своих стихотворений: «Характер, изогнутый как лекало, был абсолютно непостижим».

6