- Значит, вы все-таки держали этот вариант - публикацию "Детей Арбата" сначала на Западе - в запасе?

- Соломон, я мог издать "Детей Арбата" за границей еще в 82-м году! В Дании, Финляндии, Швеции, Норвегии с огромным успехом прошел "Тяжелый песок". И на этой волне один из моих издателей готов был купить роман под одно мое имя, не читая рукопись. Но я его предложение отклонил. Мысль о том, что придется издать роман на Западе, пришла позже, когда начал подпирать возраст. Я не мог переложить на Таню (жену, - С.В.) ответственность за такой шаг: Точку во всем этом деле поставил мой второй разговор с цековским чиновником зимой 1985 года, на съезде писателей. Я даже не понял толком, чего он от меня хотел. Скорее всего, его беспокоило, что я собираю отзывы на роман, видимо, он знал, что пишут эти отзывы не последние люди в стране. Я вам назову несколько имен, Соломон: Евтушенко, Каверин, Нагибин, Василь Быков, Аркадий Райкин, Окуджава, Товстоногов, Вознесенский, Олег Ефремов, Эйдельман, Адамович, Гранин, Олег Табаков, Рощин, Виктор Конецкий, Михаил Ульянов… Достаточно? Ясно, почему эти отзывы его волновали. "Зачем вам это? - стал он меня убеждать. - Вы такой крупный писатель, вы наша национальная гордость…" Я возражал: "У вас не сходятся концы с концами. Как же я, автор, по вашим словам, антисоветского романа, могу являться вашей же национальной гордостью?" Я знал, что накануне, требуя от Евтушенко, чтобы он не выступал на съезде в защиту "Детей Арбата", он назвал мой роман антисоветским. Куда же дальше? Звонит мне секретарь союза писателей, просит зайти, когда буду в Москве. Захожу. Он спрашивает: "Анатолий Наумович, почему так много иностранцев ездят к вам в Переделкино?" "Потому что я знаменитый писатель", - отвечаю. Они вообще начали исподволь меня притеснять. Не хотели выпускать в Венгрию, сорвали запланированные там выступления. Венгры звонят в панике: "В чем дело?". Телефон наш прослушивался, поэтому я и сказал все открытым текстом, пусть знают. "Не выпускают меня", - говорю. И поездка в Америку под вопросом: плевать им на приглашения двенадцати университетов. Жили в Принстоне, Гарварде и Стэнфорде без лекций Рыбакова - и дальше будут жить, не помрут. Ну и я не помру без этих поездок, но защищать себя буду. В общем, я влепил ему как следует: "Вы противник моего романа, - говорю, - смотрите, как бы не назвали вас когда-нибудь душителем литературы".

4