Дедушка улыбался, кивал головой, как бы соглашаясь со мной, хотя, скорее всего, не соглашался. Но свое несогласие он выражал редко. Внимательно слушал, улыбался, кивал головой, а потом говорил что-нибудь такое, что хотя и деликатно, но опровергало собеседника.

- Я как-то раз выпил на ярмарке, - сказал дедушка, - меня мой родитель та-ак вожжами отделал.

Он улыбался, добрые морщинки собирались вокруг его глаз.

- Я бы не позволил!

- Дикость, конечно, - охотно согласился дедушка, - только раньше отец был глава семьи. У нас, пока отец за стол не сядет, никто не смеет сесть, пока не встанет - и не думай подыматься. Ему и первый кусок - кормилец, работник. Утром отец первым к умывальнику, за ним старший сын, потом остальные - соблюдалось. А сейчас жена чуть свет на работу убегает, поздно приходит, усталая, злая: обед, магазин, дом… А ведь сама зарабатывает! Какой муж ей авторитет? Она ему уважения не оказывает, за ней и дети. Вот он и перестал чувствовать свою ответственность. Зажал трешку - и за пол-литром. Сам пьет и детям показывает пример..

В чем-то дедушка был прав. Но это только один аспект проблемы, и, возможно, не самый главный.

Точно угадав мои мысли, дедушка сказал:

- Я не призываю к кнуту и к домострою. Как раньше люди жили - их дело. Мы за предков не отвечаем, мы за потомков отвечаем.

Правильная мысль! Человечество отвечает прежде всего за своих потомков!

- Сердца вот пересаживают… - продолжал дедушка. - Мне семьдесят - на сердце не жалуюсь, не пил, не курил. А молодые и пьют и курят - вот и подавай им в сорок чужое сердце. И не подумают, как это: нравственно или безнравственно?

- А ты как считаешь?