Он нажал на верхние венцы сруба и чуть не обрушился с ними в колодец.

- Много рассуждаете, рядовой Огородников! - прикрикнул Бокарев. - Выполняйте приказ: обеспечить население нормальной питьевой водой. Об исполнении доложить!.

Изба пахла свежевымытыми полами, той чистотой, когда в доме живет одинокая, хозяйственная, работящая молодая женщина. Это было совсем не то, что встречал Бокарев на танцульках, на вечерах самодеятельности, которые устраивали для них шефы, не то, что попадалось ему во время коротких увольнительных в город, и не то, что видел он на фронте: девушки-регулировщицы, санитарки, телефонистки, такие же военные, как он сам. Здесь было далекое, родное: молодая здоровая женщина, только покультурнее, чем девки и бабы в его далеком сибирском селе.

Клавдия сняла платок - ее черные смоляные волосы были разделены пробором, - сняла жакет и осталась в кофточке, открывавшей за каемкой загара полную белую шею и руки, широкие, рабочие, но тоже белые и полные; от них пахло душистым мылом, и этот запах мешался с запахом пота работающей женщины, - эти запахи пьянили Бокарева.

Она сидела рядом с ним на лавке и смотрела, как он пьет молоко, закусывает хлебом, разрезая его блестящим, остро заточенным финским ножом.

- Какой нож у вас страшный.

- На фронте без холодного оружия как без рук, - ответил Бокарев.

- Фрицев скоро прогоните?

- Точную дату назвать не могу, но думаю, что в будущем году войну закончим успешно. Сейчас на фронте положение слоеного пирога.

- Какого такого пирога? - удивилась Клавдия.

Бокарев, ударяя ребром ладони по столу, показал:

- Тут мы, тут фриц, опять мы, опять фриц. Вопрос в том, кто кого в котел возьмет. Все от вас зависит.

- От нас? - еще больше удивилась Клавдия.

- От того, как тыл будет сочувствовать фронту, - многозначительно произнес Бокарев, подвигаясь ближе к Клавдии.