Инспектор указал мне на его место. Я пересел, и первое, что сделал, - затянул ручной тормоз. Этот мой профессиональный жест подкупил инспектора: почувствовал опытного водителя. Велел мне развернуться на перекрестке - я развернулся. Велел остановиться - я остановился у тротуара. Подписал мой листок; через час я получил права.

Так все просто, быстро и хорошо на этот раз произошло.

Теперь я мог работать и на участке. Если, конечно, Воронов даст мне машину. Но даст ли он мне ее? В отряде я еще не показывался, ничего не решил, жил у дедушки: ведь у меня отпуск за свой счет.

С дедушкой наши разговоры вертелись вокруг старухи Бокаревой. Он был этим очень озабочен.

- Могила не ее сына, а Краюшкина, - говорил дедушка, - а ты ей ничего не сказал. Дом продаст, прикатит сюда, а это все не ее - езжай обратно! А куда обратно? Убьем старуху.

- Не мог я ей сказать, не мог! - закричал я. - Если бы ты видел ее глаза, видел бы эту несчастную женщину, она живет одним, этой могилой, этой поездкой, - ты бы тоже не смог ей сказать! Почему обязательно я? Пусть говорят те, кто писал ей, пусть снова напишут.

- Агапов? Ведь он запрашивал, высказал предположение.

- Вот и пусть напишет правду.

- А может, и не стоит писать правду? - сказал вдруг дедушка.

- Это невозможно, - ответил я, - кто позволит говорить неправду?

- Так ведь правду пока знаешь ты один.

- Я неправды говорить не буду.

- Неизвестно еще, где она, настоящая правда, - сказал дедушка..

- Ага, - с горечью сказал я, - все решили, что это Бокарев, только я один сомневался. И теперь, когда я доказал, что был прав, я должен от всего отказаться. Выходит, я зря искал, зря все делал…

- Почему же зря? - спросил дедушка. Нашел матери сына - разве этого мало?