- Понимаешь, какое дело, - сказал я Зое, не зная, как ей все объяснить, и в то же время чувствуя, что именно вот эта девчонка должна все понять, я был в Красноярском крас, у матери старшины Бокарева. Одинокая старуха, совсем одна, тридцать лет ждала известий о сыне, ждала, что найдут его могилу…

Черт возьми! В вагончике, наверно, слышно все, что я говорю. Впрочем, Воронов и Виктор Борисович углубились в чертеж.

Все же я сказал Зое:

- Отойдем в сторонку.

Но она не двигалась с места. Сидела на камне, смотрела на меня и не думала подниматься.

- Понимаешь, продолжал я, ей написали. Написали неправильно, поспешно, и она решила, что неизвестный солдат это ее сын, Бокарев..

- Но это не ее сын, - возразила Зоя, это мой дедушка.

- Да, это твой дедушка, - подтвердил я, - но она так уверена, что это ее сын, так этого ждала.

Теперь я с надеждой смотрел на Зою. В сущности, она единственный человек, который может все решить. Я не знаю, как это сформулировать, но теперь был как раз тот случай, та ситуация, когда вот такая девчонка в короткой клетчатой юбке могла стать человеком. Она стала человеком, приехав из-за дедушки, которого не знала. Теперь она может показать себя большим человеком.

- И вот, заключил я, - она решила приехать сюда.

Зоя помолчала, потом спросила:

- Зачем?

- Хочет дожить жизнь возле его могилы, хочет умереть здесь, хочет, чтобы похоронили рядом. - Я смотрел Зое прямо в глаза. - Ведь, в сущности, эта могила ей нужнее всех.

Зоя ничего не ответила, сидела задумавшись.

Подошел Андрей, увидел меня, удивился обрадованно:

- Здоров! Приехал? Ну как?

- Порядок, вот твой плащ.