- Помню, - улыбнулся Миронов.

- Мы ее тут каблучницей зовем. Как на низкий каблук перейдет, - значит, кавалер маленький. Обратно на высокий, - значит, и кавалер подходящего росту. Так по каблукам мы все ее амуры и знаем. И смешно, между прочим, если человек в свои годы взошел, должен он об этом помнить. А она мне ровесница.

- Сменила бы ты пластинку, - заметила Лиля.

- А что такого! Надо и по личному вопросу поговорить, правда, Володя? А то все о химии! Могу и о химии.

Фаина пустилась в рассуждения о химии органического синтеза. Они поразили бы человека постороннего. Нигде нет такого уровня технической подготовки рабочих, как в химии. Аппаратчица может говорить «ндравиться» и «пользительно», но она с легкостью исписывает лист бумаги химическими формулами, более сложными, чем те, перед которыми в тупом недоумении многие из нас стояли в свое время у классной доски.

- Только ведь нельзя одним производством жить, - заключила Фаина, - еще чего-то в жизни требуется. Некоторые общественной работой увлекаются. И меня раз подбили, - Фаина засмеялась, - в жилищную комиссию выбрали, решаем, кому дать, кому не дать. А как решишь? Всем надо, все нуждающие! Ну, думаю, вас к аллаху, разбирайтесь как хотите! Мы с Лилькой ни у кого не просили, отработали на стройке. И живем. Крыша над головой, отопление центральное, картошку на зиму запасаем. Чего еще?

- Совсем завралась, - сказала Лиля.

- И то верно, заболталась. - Фаина тяжело поднялась, запахнула халат. - А вы посидите. Ты, Володя, посиди. Твой конь? - Она кивнула в сторону стоящей на улице машины.

- Мой.

- Вот и хорошо, можешь сидеть сколько хочешь. Здесь у нас ночью ни автобусов, ни такси. А своя машина…

Лиля закрыла за Фаиной дверь, рука ее задержалась на замке. Потом она посмотрела на Миронова, подошла к окну и, не оборачиваясь, спросила:

- Ты останешься?..

- Посижу, - сказал Миронов.