- Арестован один наш знакомый пианист, высланный из Ленинграда, - сказал Саша, - говорят, еще кого-то забрали. Видно, подбирают отсюда высланных. Может коснуться и тебя.

Она молча слушала, вытирая носовым платком совок. Наконец подняла глаза.

- У нас на заводе все спокойно.

- Это вопрос времени.

- Безусловно, но пока не закончат строительство завода, я думаю, никого не тронут, тем более простых рабочих, их и сейчас не хватает.

- Когда кончат строить?

- К концу месяца.

- И ты намерена дожидаться ареста?

- Что я могу сделать?

- Уехать.

- Куда?

Поднялся со скамейки Глеб.

- Лена, не будем терять времени. Едем в Калинин. Немедленно. Там мой дом, работа, есть свои люди. Мы распишемся, вы возьмете мою фамилию, ваш сын будет жить с нами, он станет и моим сыном.

Она перестала крутить совок, спрятала платок в карман, посмотрела на Глеба исподлобья.

- Милый Глеб, спасибо вам. Я знаю, я была бы счастлива с вами. Но они меня все равно найдут, тогда со мной пострадаете и вы. А я не хочу, чтобы вы пострадали.

- Никто никогда вас не найдет, - возразил Глеб, - я сберегу вас.

- Когда началось мое дело, - сказал Саша, - наш сосед посоветовал мне уехать. Я его не послушался. И зря. Сейчас ты совершаешь ту же ошибку.

Она покачала головой.

- Ты был тогда свободен и волен был ехать куда хочешь. А я, уехав из Уфы, совершу побег, объявят всесоюзный розыск, найдут и будут судить уже не только как «члена семьи». Жаль, Глеб, что мы не встретились с вами раньше, я не раздумывая приняла бы ваше предложение. - Она ласково посмотрела на него. - В сущности, Глеб, вы мне предлагаете руку и сердце, так ведь?

- Да, но я предлагаю вам еще и свободу.

- Со мной вы сами ее лишитесь. И страшно жить с мыслью, что каждую минуту могут арестовать и тебя, и близкого тебе человека. - Она положила Глебу руку на плечо. - А вы, Глеб, вы близкий мне человек… И скажу вам честно, для таких, как я, нет большой разницы между всем этим, - она показала на бараки, на мрачные заводские корпуса, - и лагерем. В лагере, я думаю, даже спокойнее.