«Счастлива ты, Таня!»

Главное, считал Женя, это сразу показать, как герой неожиданно оказывается среди незнакомых людей. Никаких поездов, везущих лейтенанта с фронта, никаких панорам московских улиц. Сразу: дом, лестница, дверь, чужие люди. Утром приехал, вечером начинает осваиваться среди них. Мы оба так любили кино, что обсуждать этот сценарий было удовольствием.

Женина квартира, как и у героя так и не написанного сценария, тоже почти сплошь состояла из новых жильцов. Евгения Матвеевна получила здесь две смежные комнаты раньше других: первому секретарю Советского райкома партии «улучшили жилищные условия», как тогда говорили. То ли это был тридцать шестой год, то ли начало тридцать седьмого. Квартира была барской - с высокими потолками, с окном в ванной комнате, с комнатой для прислуги при кухне. «Переезжаем в хоромы», - радовались они. Вот уж поистине - «жить стало лучше, жить стало веселей».

Биография моей свекрови, мне кажется, была типичной для партийных руководителей тех лет. В Брянске, где родился Женя, Евгения Матвеевна начала работать в женотделе, и карьера ее довольно быстро пошла по восходящей. Году в двадцать девятом ей предложили поехать в Москву учиться в Высшей партийной школе, возможно, в те годы она называлась как-то иначе. Предоставлялось общежитие. А Михаил Николаевич оставался в Брянске. Прихватив четырехлетнего Женю, уложив свое и сына имущество в маленький чемоданчик, Евгения Матвеевна двинулась в столицу. Но оказалось, что жить в общежитии с детьми не разрешается: люди должны заниматься, а не слушать детские вопли. Что делать? К восьми часам, к обходу коменданта, Женя прятался под кровать. Соседкой Евгении Матвеевны по комнате оказалась некая Дуся, тоже откуда-то из провинции. Дуся выручила Евгению Матвеевну: отыскала какую-то старуху, которая за небольшие деньги согласилась подержать у себя Женю. Гулять с ним, кормить его. «Гулять не ходим, молока не дает, - жаловался Женя, - хочу молока!» - «Потерпи, Женя», - просила Евгения Матвеевна. От того времени сохранилась одна фотография, которую я обожаю. Женя на бульваре. В руках лопатка. Лицо обиженное - вот-вот разнюнится, и оттого хочется его обидеть еще сильней. «Жаль, меня там не было, - говорю ему, - я тебе наподдала бы как следует и лопатку бы отняла». - «С тебя бы стало, тебе обидеть кого - одно удовольствие». Смеемся оба. (Признаюсь: когда я уходила к Рыбакову, я эту фотографию взяла с собой.)

Но вскоре Евгения Матвеевна получила маленькую комнатенку, перевелся в Москву и Михаил Николаевич, поступил в Военную академию. Вместо няньки для Жени выписали младшего отцова брата - Леню, стал он впоследствии лихим летчиком, начал воевать еще в финскую войну, имел три ордена Боевого Красного Знамени. Женя его любил, выделял из всей остальной отцовой родни.

«Счастлива ты, Таня!»