Возвращаюсь к Авдеенко. Только выпиваем по первой рюмке - стук в дверь: «К вам можно?»
Входит молодой японец, высокий, красивый, с умным лицом, японцы в Находке строят терминал. «Кто же такую рыбу ест? Посмотрите, какую рыбу я вам принес». У него действительно рыба так рыба.
Его русский язык нас поражает. «Хотите, буду говорить с московским акцентом? Карова, малако. Хотите, с вологодским: корова, молоко». Сидим, выпиваем, беседуем…
У себя в номере я Люсе говорю: «Штабс-капитан Рыбников. Не иначе».
В Хабаровске всех пересаживают в самолет, который летит в Москву. Только меня и Люсю почему-то отводят в сторону, говорят: «А вы полетите завтра. У нас перегрузка самолета». - «Но почему именно нас вы оставляете, с нами летит оператор, у него все пленки, с которыми мы должны работать, зачем же нас разъединять?!» Начинаются уговоры: «Да что вы волнуетесь, девочки! Определим вас в самую лучшую гостиницу, посмотрите Хабаровск В гостиничном ресторане вас будут кормить бесплатно». По этой фразе мы догадываемся, что наши места отдали каким-то крупным чинам и борьба с ними бесполезна. А вообще-то чего плохого посмотреть Хабаровск?
- И вправду, Люсечка, чего плохого посмотреть Хабаровск?
Идем, радуемся. И ни одной мысли о том, какие волнения назавтра начнутся в Москве… Мягко говоря, это можно назвать легкомыслием…
Солнце на закате, но еще светло. Спускаемся к Амуру, сосны кругом - красивый город. Китайцы увидели нас с другого берега, что-то нам кричат, машут руками. Что ответить, не знаем. Вспомнили: «Москва-Пекин, Москва-Пекин…» В общем, веселимся…
А в Москве - паника. Самолет прилетел без опоздания. Но я не звоню, а обещала позвонить из Внукова. По наущению Рыбакова уже к вечеру Жене звонят Галя, Мирель, Евгения Самойловна. «Следующим самолетом прилетит, чего тревожитесь», - отвечает Женя сонным голосом.
Ирочка звонит:
- Мама прилетела?
Они уже переехали в свою кооператитвную квартиру.
- Ира, - говорит Женя, - меня одолевают материнские подруги. Нет, не прилетела! Как прилетит, позвонит тебе! У меня уже голова разболелась!
- Тебе что, папа… - Голос сердитый. - Не приходит в голову, что мы с Сашей волнуемся?!
Толя звонит нашей общей любимой подруге, просит ее позвонить поэту Храмову - Люсиному мужу. Тот тоже не понимает, в чем дело, Люся давно должна была быть дома. «Ситуация не из лучших», - говорит Храмов.