- Женщины, колхозницы, человек двадцать. Алферов весело смотрел на него.

- Панкратов, вы же умный, образованный человек! Вы им сказали, а они, по-вашему, что должны были делать?

- Доложить председателю колхоза.

- Панкратов! Это же неграмотные бабы, они таких слов слыхом не слыхивали: резьба, гайка, валик. Они их не выговорят. Они ничего не посмеют сказать председателю, он им ответит: не лезьте не в свое дело. Да они и сами не хотят, чтобы увозили аппарат, увезут и не привезут, а так работает, и ладно. Председателю должны были сказать вы, а вы ему не сказали, и в результате аппарат вышел из строя. Ну, а как сейчас насчет логики?

- Не совсем.

- Да? Почему?

- Я на службе в колхозе не состою, за починку сепаратора денег не брал, просто хотел помочь людям. Вопрос в одном: сломал я аппарат или нет? И если я при первой же разборке публично, при всех заявил, что он неисправен, значит, я его не ломал. А то, что я это говорил, могут подтвердить все.

Алферов с улыбкой смотрел на него, потом неожиданно тихо, даже грустно спросил:

- И подтвердят?

- Почему же им не подтвердить? - ответил Саша не слишком уверенно, вдруг начиная понимать шаткость своей позиции.

- Ах, Панкратов, Панкратов, - так же тихо и грустно сказал Алферов, - какой же вы наивный человек Да, Панкратов, наивный вы человек Представляете себе, вызывают на суд этих баб. Во-первых, сумеете ли вы назвать их имена и фамилии? Вряд ли. Во-вторых, все они смертельно боятся суда и всеми способами будут уклоняться от явки. Если все же удастся вытащить на суд двух-трех баб, то они будут долдонить одно: ничего не знаем, ничего не слыхали, ничего не видали. Спуститесь с небес, Панкратов, и правильно оцените свое положение. Ни одного свидетеля у вас нет. А у председателя колхоза свидетели - вся деревня. И у прокурора есть все основания обвинить вас в преднамеренной порче сельскохозяйственной техники, то есть во вредительстве. Вы читаете, конечно, газеты?

- Я еще не получаю почты.

- Ну в Москве читали. Видели? Сплошь вредительство: с тракторами, комбайнами, молотилками, жатками - всюду вредительство. Так ли это? Нарочно ломают? Кто ломает? Колхозники? Зачем?»

…Слышу Толя открывает дверь кабинета, по стуку машинки понимает, что я на террасе. «Ты тут?» - «Тут, тут», - отвечаю. С первого дня жизни вместе он часто спрашивает: «Ты тут?» И по ритуалу я должна ответить: «Тут, тут». Значит, все в порядке.

Печатаю дальше:

«- Вот так, Панкратов, обстоит дело с первым пунктом. По нему вы получите, самое малое, десять лет. Вы меня поняли, Панкратов?

- Да, я вас понял, - ответил Саша.

- Хотел бы услышать, что именно вы поняли.

- Я понял, что я бесправен, со мной можно сделать что угодно, можно судить за вредительство, за подрыв престижа, можно меня оскорблять и плевать мне в лицо. Но учтите, на оскорбление я буду отвечать оскорблением, на плевок - плевком…»

Я ставлю здесь точку. К Алферову мы еще вернемся.