Звоню Леночке Николаевской:
- Ты стоишь или сидишь?
- Стою, - отвечает испуганно, - что-то случилось?
- Случилось, но сначала сядь. Все замечательно. Ни о каком журнальном варианте речи уже нет. Толя сказал: «Это был просто антисталинский митинг». Баруздин повернулся на сто восемьдесят градусов. Аннинский говорил очень смело. Калещука знаешь? Он заведующий отделом публицистики. Он тоже сказал: «Получить такой роман - наша великая удача».
Элла из ВААПа:
- Еще бы Баруздину не повернуться на сто восемьдесят градусов.
Приписывает это тому, что роман, отдыхая в Ялте, прочел Сам. И одобрил. У нее такие сведения.
- А отзывы он читал? - спрашиваю.
- Чего не знаю, того не знаю.
Звоню Лиде Либединской. «Передайте Толе - это не только ваш праздник, это праздник для всех нас!»
Звоню Юле Хрущевой. «А о каких уступках идет речь?» - спрашивает Юля, в голосе недовольство. «Придешь, расскажем».
Ира приехала первой. Прямо с порога: «Анатолий Наумович, «Детьми Арбата» заинтересовался «Новый мир». - Смеется. - Спохватились». Ей позвонила Галя Нуйкина из отдела критики. В журнале полно рукописей. Но Залыгин поручил ей взять у Рыбакова роман, прочитать его, и, если им понравится, будут печатать.
- Я никогда не стал бы печататься у Залыгина, - хмурится Толя. - Залыгин единственный отказался подписаться под письмом в защиту Твардовского. Аргументировал это тем, что не может ввязываться ни в какие истории: ему подыскивают квартиру. Скажи Нуйкиной строго: «Детей Арбата» Рыбаков уже отдал в «Дружбу народов».
Приходит Юля. «Анатолий Наумович, зачем вы им что-то уступили?!» - «Подожди, не гневайся, - шутит мой муж. - Я им предложил: письмо от Николаева получит не Сталин, а Ягода, и оно останется в недрах НКВД. Такой вариант их полностью устраивает. Это было их главным требованием. Баруздин даже подскочил в кресле: «Прекрасно!»
Еще они просят написать послесловие. Не хочется мне, но они настаивают.
Я сказал: «У меня уже набросана встреча Саши на фронте со своим школьным другом». Баруздин снова возликовал: «Так это и есть эпилог, значит, Саша жив, здоров, воюет». - «Ладно, - пообещал им, - напишу это в Пицунде».
- Толя, - прошу его, - прокрути им пленку, которую ты наговорил. Мне и самой не терпится еще раз услышать, как кто выступал. (Перепечатанные с той записи страницы целиком вошли потом в «Роман-воспоминание».)
Ужинаем вчетвером. Распиваем бутылку красного вина.
- Девочки мои дорогие, - говорю, - могли ли мы предположить, что после всех мытарств все обернется так благополучно…
- Таня, - прерывает меня Толя, - а за что же я тогда бился все эти годы?.. Кто мне только не говорил: «Чего ты ждешь? Отдавай рукопись за границу!» Ты же сама тому свидетель! А я добивался того, чтобы роман пошел в мир отсюда, как пошел отсюда в мир «Тяжелый песок». И мой расчет оказался правильным!
Эту фразу Рыбаков повторил за вечер несколько раз: «Расчет оказался правильным». Вот чем гордится.