Анатолий Рыбаков «Роман-воспоминание»

- Прочитали мы твой роман, общее мнение: надо печатать. И замечание у всех одно: у тебя снабженец - Вербицкий. Зачем?

- Что зачем?

- Зачем тебе нужна еврейская фамилия?

- Нельзя писать о евреях?

- Можно. Но он у тебя жулик. Критики обвинят тебя в антисемитизме.

- Не обвинят. Я сам еврей.

Он на мгновение запнулся, потом неожиданно спокойно сказал:

- Свои же тебя и слопают. Был бы он положительный герой - пожалуйста! А отрицательный персонаж - еврей, этого мы не допустим.

- Вербицкий… Такая фамилия может быть у еврея, у поляка, у русского. Писательница была Вербицкая.

- Не беспокойся, они поймут, как им надо. Почему Вербицкий? Почему не Вербов, Вербиков или, скажем, Вертилин. Как хорошо! Жулик, снабженец - Вертилин!

- Слишком прозрачный намек. Близко лежит.

- А у Гоголя: Чичиков, Собакевич, Ноздрев - это не намек, не близко лежит?

- Хорошо, пусть будет Вертилин.

- Молодец! Так и надо принимать замечания редакции. Ставим в январский номер.

- В январский?! У меня написана только первая часть.

- Дописывай.

- Когда я должен все сдать?

Он посмотрел в график:

- Январский… Январский номер сдаем в ноябре. Надо будет еще почитать. В октябре приноси.

- Я не могу за полгода дописать две трети романа.

- Допишешь, допишешь! Твоим романом открываем год. Анатолий! Ты понимаешь, что такое напечататься в «Октябре», старейшем российском журнале?!

- Но я не успею.

- Успеешь, успеешь! Подпишем договор, получишь аванс, выпьешь рюмку, как положено писателю, и сядешь работать.

Я подписал договор. Напечататься в «Октябре» - представится ли мне когда-нибудь еще такая возможность? Смел ли я мечтать о такой удаче? И аванс! Денег нет, полученный в Детгизе гонорар попал под обмен денежных знаков. Погорел я тогда…

Недели три спустя, в очередной выплатной день, явился в бухгалтерию «Правды» за авансом. Денег - полный портфель. Выдавая аванс, кассирша сказала:

- Звонили из «Октября», просили вас зайти.

Поднимаюсь на четвертый этаж, вхожу в кабинет к Панферову.