Он знал, что все это время глупо играл с ее наивной девчачьей влюбленностью, и теперь не имел права наносить ей удар. Начитавшись шекспировских трагедий, Сережка искренне испугался за последствия непроизвольно разыгранной им драмы. В конце концов, чего стоили его амбиции рядом с жизнью пусть даже нелюбимого создания. Может быть, поэтому он больно пнул ногой Володьку в ответ на его издевку:"Русалочка выплыла из морской пучины", и, бросившись к Варе, обнял ее и поцеловал.

Ребята, да и сама Варя опешили от такой неожиданной развязки, а Сережа ласково гладил девочку по волосам, целовал в щеки, смахивая ладонями капельки слез и воды с лица, и приговаривал:

- Прости меня, Варенька, ну, прости, моя хорошая.

Потом поднял ее на руки, вынес из воды и бережно опустив на песок, сам сел рядом.

- Понимаешь, Варя, ты очень хорошая, ты будешь мне самым лучшим другом. Хочешь? Ты же хочешь быть мне другом? Ну? Улыбнись. Простила?

Варя недоуменно смотрела на него выпученными глазами, и потом сдавленным голосом произнесла:

- А у тебя есть девчонка?

Сережа покраснел, но давать повод ей для дальнейших надежд и мечтаний было уже невозможно.

- У меня есть взрослая женщина, - слова сами сорвались с его уст, и мечта понеслась вновь, как полчаса назад игривой белой лошадкой, выплескиваясь наружу идиллической картиной, - она взрослая, ну, как тебе сказать, намного старше меня, на пять лет, она очень красивая. У нее, правда, есть муж, но она его скоро бросит, и мы с ней уедем в Крым.

Сережа сам не понимал, что он говорит, но сочиняя на ходу, поневоле осознавал. что просто выдает желаемое за действительное, и к концу своего рассказа почувствовал, что сам искренне верит в то, что с таким упоением описал Варе. Он не лгал; он искренне верил в свою мечту.

После этого случая на реке образ придуманной, призрачной незнакомки начал преследовать его. Сережа не желал больше размениваться на слащавые обжимания в темных подъездных нишах; убедившись в собственной незаурядности, он понимал, что не сможет уподобляться своим прыщавым юнцам - одноклассникам, и душа его, подпитанная всей духовитостью классиков, жила в ожидании чего-то возвышенного и неординарного. Нарисованный им образ должен был обрести плоть и кровь. И очень скоро это произошло.

17