- Не «Романский», а «Ромэн». То есть цыганский. - Она покачала головой. - Ох уж эти американцы, - изумленно добавила она.

Пока шел первый акт, на улице начался снегопад. Когда они вышли в антракте из зала, белая пелена уже накрыла тротуары. Большинство зрителей осталось в фойе, а они вышли на улицу, где можно было спокойно поговорить.

- Уже апрель, - заметил Джек. - Когда-нибудь снег здесь перестает идти?

- Скоро будет прекрасно, - ответила Зоя. - Вот увидите.

Им обоим сюжет штраусовской оперетты показался предельно глупым, хотя Зоя искренне оплакивала любовь Софи к Баринкаю. Но музыка понравилась. И когда они уселись в машину, оба громко запели штраусовский вальс, а Зоя еще и прихлопывала над головой руками, словно отбивая ритм на тамбурине. Если не считать двух полукружий на переднем стекле, очищенных «дворниками», они были отгорожены от внешнего мира занавесом густого снега. На город, казалось, опустилось тяжелое белоснежное покрывало. Джек был рад, что на улице мало машин, - автомобиль то и дело заносило. Но в качестве дома он его вполне устраивал. Плохо ли?

Зоя напевала вальс из оперетты по-русски.

- О чем в нем речь? - спросил Джек. Зоя перевела ему довольно примитивно:

- Он цыган, совсем бедный, но очень, очень счастливый.

- Он что, идиот? - засмеялся Джек. Зоя сделала вид, что обиделась:

- Джексон!

- Ладно. Я постараюсь написать что-нибудь получше.

Зоя всплеснула руками:

- Джексон, вы пишете стихи?

Он пожал плечами:

- Случается. Так, пустяки.

- Джексон… Мой американский Пушкин.