- Мы собрались здесь, - проговорил Черный Костюм, - исключительно для того, чтобы обсудить вас и вашу характеристику.

- Почему вы не обсуждаете меня как актрису? Ведь в этом вы хоть что-то понимаете. Обо мне как о женщине вы ничего не знаете и все же беретесь решать, хорошая я или плохая.

Черный Костюм кивнул.

- Что ж, как актриса вы вполне на уровне, но как женщина - не очень. Неужели вы полагаете, мы разрешим вам с такой репутацией представлять за рубежом Советский Союз?

Я встала, дрожа от негодования.

- А неужели вы думаете, у меня на уме есть что-то другое, кроме желания повидать отца? Неужели вы думаете, его интересует, какую Россию я представляю? Он старый человек, а мне двадцать девять лет, и мы никогда в жизни не видели друг друга. Только об этом и о нашем отношении друг к другу мы будем с ним говорить.

Черный Костюм холодно усмехнулся:

- Как у вас все просто в жизни. Советские люди обязаны следовать определенным правилам поведения, и тех, кто их выполняет, ждет вознаграждение, а тех, кто не выполняет…

- Да какое вы имеете право говорить мне о ваших правилах поведения? - взорвалась я. - Вы думаете, я не знаю их и мне неизвестно, как ими манипулируют? Почему, как вы думаете, я никогда не видела отца? Из-за ваших правил! И моя мать вынесла чудовищные страдания из-за ваших правил, пока новый режим не придумал новые! Всю свою жизнь я прожила с клеймом незаконнорожденной, и кто несет за это вину? Вы, каждый из вас!

Все мужчины за столом застыли в замешательстве от моей вспышки. Только Черный Костюм, казалось, сохранил прежнюю невозмутимость. На верхнем кармашке его пиджака висела одна-единственная медалька, та, которую давали всем, кто остался в Москве, когда к ней подходили немцы. Она так мало ценилась, что никто ее не носил. Но этот плюгавенький коротышка нацепил ее, выставив напоказ, словно высочайшую из наград, присужденную лишь ему одному. И этот человек пытался помешать мне увидеться с настоящим героем, моим отцом, американским адмиралом!