- Мамуля, ты помнишь, как боролась за себя после ареста? Помнишь, как они превратили твою жизнь в ад, требуя назвать шпионскую кличку? Помнишь, как однажды ты наконец призналась, что тебя зовут Чан Кайши?

Она повернулась ко мне, и на ее лице появилась слабая улыбка.

- Конечно, помню.

Я обняла ее, прижавшись щекой к ее щеке.

- А теперь пришло время и мне защищать свою жизнь, честь и достоинство. Ты должна понять меня.

Я почувствовала, как ее мышцы напряглись у меня под рукой. Поцеловав меня, она сказала:

- Тогда действуй.

Я взяла клочок бумаги с именами и номерами телефона, который оставила нам Ирина Керк, и позвонила. Мне ответили на чистейшем русском.

- Это Крис Рен из «Нью-Йорк таймс»?

- Да.

- Говорила ли вам когда-нибудь Ирина Керк о Виктории Федоровой?

- Вы хотите побеседовать со мной?

- Да, - сказала я, снова заглянув в бумажку. - С вами и с Робертом Тотом из «Лос-Анджелес таймс». Вы можете сейчас приехать к нам?

ИРИНА КЕРК

Прочитав после возвращения с Гавайев открытку от «Мэри», Ирина Керк позвонила Джеку Тэйту и сказала, что получила сигнал из Москвы: пришло время поведать эту историю всему миру.

Уже многие годы она мечтала обо всем написать, ее удерживал лишь страх за судьбу Зои и Виктории. Писательский инстинкт подсказывал, что эмоциональный накал случившегося наверняка сулит книге судьбу бестселлера.