Я ответила, что отнюдь не расположена вести сейчас беседу. Меня все еще не отпускало волнение.

- Пожалуйста, давайте отложим разговор до отлета из Брюсселя. У нас будет достаточно времени, да и я немного приду в себя.

Он отложил в сторону магнитофон. Стюардесса принесла обед: холодный цыпленок, толстый кусок черного хлеба с маслом, стакан красного вина и стакан содовой. Мне все очень понравилось, но Генри едва притронулся к еде.

- Похоже, что ваши соотечественники совсем не кормят цыплят. Поглядите, какой он тощий и жесткий.

- А мне нравится.

- Подождите немного, - сказал он. - Вот полетим на «Сабене», увидите, что такое обслуживание по первому классу.

- Ладно, - сказала я, не переставая жевать. Цыпленок и правда был жесткий-прежесткий, но я ни за что не хотела признаться в этом Генри. Почему-то, покидая свою страну, мне хотелось защитить ее, хоть и не терпелось увидеть страны капиталистические.

Я проверила в сотый раз, на месте ли сумка, которую я сунула под сиденье. В ней лежал маленький металлический футлярчик для ювелирных изделий и набор матрешек для жены отца, а также янтарный брелок для отца.

Когда мы приземлились в Брюсселе, Генри дождался, пока самолет покинула большая часть пассажиров, и только после этого мы вышли в проход между креслами.

- Будем сходить, держитесь в гуще пассажиров, - предупредил он, крепко сжав мою руку. - И не говорите по-русски.

Я хотела сказать ему, что мне больно, но он перебил меня:

- Лучше помолчите!

Мне показалось, он сошел с ума. Кому я нужна в Брюсселе? Когда мы сошли с самолета и нас никто не встретил, я чуть не расхохоталась.