Конюх вернулся в город и заявил в полицию о краже лошади. Полиция, уже оповещенная о покушении, предположила, что между кражей и бегством заговорщиков может существовать какая-то связь. Решено было снарядить погоню, для чего полицейские обратились в штаб-квартиру армии и потребовали выдать им лошадей. Запрос отклонили: никаких лошадей в их распоряжении нет, и вообще военные сами позаботятся о преследовании. Так и случилось, но лишь на следующий день…

Странно также, что в театре Бутс смог беспрепятственно войти в ложу президента. Ведь в коридоре перед дверью в ложу полагалось находиться полицейскому. Однако Паркер — так звали охранявшего человека, — вместо того чтобы стоять на посту, поначалу уселся в зрительном зале, а затем и вовсе направился в бар. Позднее выяснилось, что этот человек имел дурную репутацию. Его уже не раз наказывали за неповиновение и за пьянство при исполнении служебных обязанностей.

Сопровождал президента в театр другой полицейский, Паркер лишь пришел сменить своего напарника. Перед этим президента охранял полицейский по фамилии Крук. Незадолго до прихода в театр Линкольн спросил Крука, знает ли тот, что есть люди, мечтающие отнять у него, Линкольна, жизнь, и добавил: «И я не сомневаюсь, они это сделают». Затем президент продолжал: «Я совершенно доверяю всем, кто меня окружает, каждому из вас. Я знаю, никто не сумеет посягнуть на меня и улизнуть безнаказанно. Однако если это все же случится, помешать будет нельзя».

Такого мнения Линкольн придерживался уже давно, с тех пор как в Ричмонде, столице конфедераторов, на тайном собрании было решено убить его. Узнав об этом, он сказал: «Я приучил себя к мысли, что если кто-то намерен убить меня, то сделает это. Пусть даже я надену панцирь, стану ходить в окружении лейб-гвардии, все равно ничего изменить нельзя. Есть тысяча способов добраться до человека, которого собираются убить». Впрочем, он был убежден, что американцам не свойственно совершать политические убийства.

Однако в его столе лежали около восьмидесяти писем, в которых ему угрожали смертью. Линкольн собирал их, перевязывал бечевкой и надписывал на них слово «Assassination» («Убийство»). Временами, похоже, эти угрозы убийства все же волновали его.

Но он успокаивал себя: «…я не вижу, чего бы мятежники этим добились; победу в войне это им все равно бы не принесло, все по-прежнему шло бы своим чередом…»