Березовский безмерно любил такие минуты триумфа. Когда по телевидению объявляли какую-нибудь новость, к созданию которой приложил он свою руку, Борис Абрамович, точно Архимед из ванной, выскакивал в приемную, восторженно хлопал себя по коленям и едва не подпрыгивал от избытка чувств. «Видите, – кричал он всем, кто находился рядом: секретарям, помощникам, официантам, даже случайным посетителям, – как мы их! Ого!»

Люди, окружавшие его, откровенно не понимали, когда же он спит. Березовский постоянно, 24 часа в сутки, находился в движении. («У Бориса отсутствует точка покоя», – метко подметил однажды олигарх Михаил Фридман.)

Спокойное, размеренное существование органически было чуждо ему; он и дня не мог прожить без врагов и интриг; вся жизнь как один сплошной марш-бросок.

(Не менее сочный образ довелось мне услышать от людей, знавших Березовского еще по старой жизни: он все время бежит по реке в ледоход, перепрыгивая с льдины на льдину. Причем бежит не поперек, а исключительно вдоль берега.)

Тот же Юлий Дубов, зицпредседатель «ЛогоВАЗа», откровенно признает, что истинной стихией Бориса Абрамовича являлся кризис:

«Он один из тех людей, которые чувствуют себя спокойно и комфортно только в чрезвычайных ситуациях, в которых любой другой почувствовал бы себя не в своей тарелке».

Такие люди, как Березовский, незаменимы в эпоху революций и всяческих катаклизмов – я прямо-таки воочию представляю себе его в кожанке, поскрипывающей ремнями: ни дать ни взять – Лев Давидович Троцкий.

Эти свои особенности, кстати, Борис Абрамович и не думал даже скрывать.

363