Я успел еще выступить в роли Гулячкина в «Мандате» Эрдмана, но и эта роль была мною сыграна посредственно. Горин-Горяинов, игравший ее со мной в очередь, не только хорошо исполнял роль Гулячкина, но нашел разные занятные трюки. Постановка пьесы В. Раппапортом, конечно, уступала мейерхольдовской постановке в Москве, и я тут попал в невыгодное для себя положение.
Все это усугублялось моим моральным состоянием, так как прессой плохо расценивался мой уход из Театра Мейерхольда. В том же журнале «Театр и искусство» появилась в траурной рамке статья Богушевского, ассистента Мейерхольда, о том, что я, неопытный еще актер, уйдя от Мейерхольда, умер для театра. Я должен был бы понять, что опровергнуть это утверждение я смогу лишь очень серьезной и кропотливой работой. Мог ведь я, помимо Мейерхольда, хорошо играть в Первой студии? Но дело было в том, что мои первые актерские успехи вскружили мне голову и я наивно думал о том, что имею право уже «гастролировать» – право, которое весьма сомнительно в наш век и для зрелого актера. В моем же возрасте и при моем творческом характере я уж никак не имел права на гастроли или на какую-либо спешную работу, так как мне свойственно постепенное и медленное овладение ролью.
Все это ясно теперь, когда я оглядываюсь на мой путь. В то время мне это было далеко не ясно и, с одной стороны, я переоценивал свои возможности, а с другой – я попал в театр, работа в котором не могла меня удовлетворить. Атмосфера бывш. Александрийского театра была слишком далека как и от Мейерхольда, так и от Первой студии. Режиссеров, которые могли бы научить двинуться вперед или раскопать новые для меня возможности, не было. Поисков, как в Первой студии, также не было. Была профессиональная, холодноватая атмосфера полупровинциального театра с казенно проходящими репетициями и требованиями от актеров готового мастерства или ремесленного умения. Бывало, идешь по зимнему Ленинграду к Александрийскому театру, проходя сквером, где стоит памятник Екатерине Второй, или по улице Росси, любуешься театром, в котором тебе предстоит репетировать, но входишь внутрь театра, попадаешь в холодную и неувлекательную атмосферу очередной репетиции, и вся романтическая настроенность испаряется с каждой минутой.