Когда теперь вспоминаешь об этом, а как ни странно, вспоминаешь об этом чаще и чаще, вспоминаешь об этом не только как о личной трагедии Мейерхольда, все больше и больше дум родят эти воспоминания, все больше и больше роятся в голове неосуществленные мечтания. Думаешь о том, как был бы нужен и полезен нашему театральному искусству Мейерхольд. Думаешь и о том, что если бы не закрылся театр его имени, то, наверное, я предпочел бы в те трудные минуты снова работать с Мейерхольдом, вернулся бы к нему.
Малому театру я обязан многим, об этом будет речь впереди. Я полюбил его всей душой и всеми моими творческими силами и возможностями старался помогать строить, в моем понимании, Академию нового советского театрального искусства. Только такой Академией я его представлял. Только таким мог быть путь Малого театра. Увы! На практике все оказалось сложнее.
В те времена, когда я еще был на распутье и решал, вернуться ли мне к Мейерхольду или идти в Малый театр, я глубоко верил в талант Мейерхольда и в то, что он сумеет преодолеть кризис своего театра. Я верил и сейчас верю в то, что Мейерхольд повел бы театр своим путем, путем реализма, обогащенного его поисками и опытом; что он, художник, особенно чутко воспринимавший нашу эпоху, внутренне богатый первооткрытиями, по большому счету идейно требовательный к советскому театру еще в первые годы революции, сочетавший все это с взыскательностью большого вкуса, нашел бы верную дорогу своему театру. Если не он, то кто же еще? Так же как Мейерхольд покончил в свое время с «мейерхольдовщиной», так, я уверен, он сумел бы покончить со всяческой мишурой псевдоноваторства, которая стала в тягость всем настоящим ценителям театрального искусства. И я глубоко убежден, что он на своем сложном пути, базируясь на своих лучших экспериментах, стал бы строить подлинно новый театр – реалистический, обогащенный вновь открытыми и найденными целесообразными условностями, идейно-насыщенный, оснащенный и современной постановочной техникой и современной школой актерского мастерства. Такая тенденция уже намечалась и в его последних постановках и в планах будущего, которые вселяли надежду на возможность возрождения лучших времен его театра, находившегося в тот момент в тяжелом положении.