Михаил Козаков «Крушение империи»

- Погоди! - окликнул он Кандушу, подходившего уже к дверям, и оглянулся быстро.

- Слушаю! - обернулся тот.

Взоры их столкнулись: кандушин блеснул на мгновенье короткой отсыревшей спичкой усмешки и радости.

- Мечтаешь слишком, - сказал вдруг ротмистр холодно, неприветливо. - Далеко залезаешь, брат. Ты не о Петербурге мечтай, - слышишь? Ты - об Ольшанке, слышишь? Об Ольшанке думай! - сбрасывал ротмистр с небес на землю своего писаря. - Ты мне наших кожевников подай - вот что. Их! Их! - стал покрикивать Басанин. - Ты что: батьку своего родного Кандушу… Ольшанского Кандушу не можешь там приспособить? Не можешь, что ли? Можешь. Теперь время такое. Собрать мне все дела об Ольшанке! - распорядился ротмистр. Он не хотел повторять ошибок прошлого.

 

Унтер-офицер Чепур не знал истории, унтер-офицер Чепур обязан был знать только служебный устав.

Это ротмистр Басанин кончал в Петербурге жандармские курсы и потому должен был изучить законы и повеления всех императоров; унтер Чепур, былой кавалерист, знал повеление только одного существующего - в России царствующего: ищи, следи, унтер-офицер Чепур, за недругами моими внутренними и доноси о них по начальству, и жизнь тебе тогда, Назар Назарович, - калач с маслом и мед ковшом!..

Легко уверовал в это повеление Чепур, и жизнь пошла с тех пор теплая, добротная - как царева шуба. Под горой, у самой реки, стоял крепко сколоченный, небольшой и немалый дом Назара Назаровича; сад в полдесятины давал сладчайшую вишню на варенье, вишню эту продавала жена на базаре. По двору Назара Назаровича бродила без счету всякая живность, и свинья и поросята - отправь их на выставку, - могли бы принести славу своим весом и тучностью. Весной и летом приносила немалый доход мужская и женская купальни, выстроенные тут же у дома, на реке, и десяток лодок для катанья; купальнями и лодками ведал тесть-приживал, рыбак, прибылью - унтер Чепур.