Михаил Козаков «Крушение империи»

Я ему: «товарищ следователь», а он морщится, нос воротит, неприятно ему… Формалист! Кадет!

Впрочем, он не мог бы утверждать, что тот действительно морщился при слове «товарищ» или вел себя как-нибудь плохо. Но раздражало, вызывало насмешливое к себе отношение впалолобое, удлиненное лицо этого человека, и неприятны были выдвинутые вперед и собранные, как для свиста, его губы.

«Карикатура!» - мысленно издевался над ним Федя, вспоминая только что оставленного следователя.

Вчера утром, едва он успел одеться, нежданно-негаданно приехала Людмила Петровна.

Он услышал ее вопрошающий знакомый голос в прихожей и чье-то глуховатое короткое покашливание. Федя стремглав выскочил в прихожую с криком:

- Я здесь… Дома! Ура!.. Как я рад!

Позади Людмилы Петровны он увидел, к удивлению своему, смирихинца Геннадия Селедовского. В ногах его стоял на полу желтый кожаный чемодан.

- Людмила Петровна!.. - назвал ее Федя по имени-отчеству и приник к руке, целуя ее сквозь лайковую перчатку.

- Зачем же так? - ласково смеялась гостья и, быстро стянув перчатку, вновь протянула Феде руку, и он почувствовал, как, задержавшись откровенно в его руке, она интимно и нежно зашевелила пальцами по его ладони. - Ну, ведите… Это ваша комната?

- Эта, эта… - пропускал он ее вперед, позабыв о Селедовском.

- Вы чего-то ошалели… Почему вы с Геннадием Францевичем не здороваетесь?

- Ах, простите… - жал ему руку торопливо Федя. - Да вы в пальто, в пальто проходите, - чего там? Давайте чемодан!