Михаил Козаков «Крушение империи»

- Позволю себе сказать, Павел Константинович, давно что-то о господине Ставицком из городской управы ничего не известно… Не освещается, позволю себе высказаться… Как у покойничка будто благонадежность получается. Хорошо бы сию «могилочку» открыть… да проверить…

- Ты думаешь? - встрепенувшись, спрашивал Басанин.

- Умозаключаю так, Павел Константинович, по личному «делу» господина Ставицкого. Не прозрачен человек и сомнителен все же. А всякого человека, позволю сказать, надо сквозь хребет просмотреть, нервик каждый выузнать, слово на пластинку взять - во!

Когда на сикофантской дуге появился новый, свежий листок Ивана Теплухина, а на белом листке фабриканта Георгия Павловича Карабаева появились отметки о брате его - члене Государственной, думы, Кандуша ощутил вдруг такое возбуждение и радость, каких не испытывал уже очень давно.

- Трепещу, трепещу ведь, Павел Константинович! - говорил он ротмистру Басанину и был искренен в своих чувствах. - За крылья сего орла (он разумел депутата Карабаева) державшись, прибыть можно в Петербург… да, да! Господи, боже мой! Чин заслужить можно, жизнь веселую.

Все это относилось как будто только к ротмистру Басанину, - на самом же деле в этот момент Кандуша мечтал о своей собственной удаче.

Он был спокоен и не ждал сейчас этой встречи, хотя все это время предполагал, что рано или поздно она может произойти.