Михаил Козаков «Крушение империи»

- Да, да… мне так и показалось. Ей-богу, Симочка, мне эти новые очки, кажется, помогут, - неожиданно оживлялся он. - Я тебе правду говорю: я смутно заметил его длинную бороду. Скажи, у него ведь борода длинная?

- Да, да, родной… длинная, - печально улыбалась она: «О, если бы он видел!»

Слепой - он жил только памятью. Иногда она ласково обманывала его, и ему казалось мгновениями, что он прозревает. Тогда его уверенность была особенно болезненной для окружающих.

- Смотрите, смотрите… - задыхался он от непостижимой радости. - Вот… вот смутно я вижу свои пальцы… очертания… очертания. Вот указательный… особенно указательный ясней всего. Смотрите, смотри, Симочка, - вот ведь он. Я вижу! - почти безумный, гипнотизирующий шепот вырывался из его уст.

Он держал перед своими открытыми мертво-лучистыми глазами дрожащую руку с растопыренными пальцами, а другой - осторожно ловил эти пальцы, нежно притрагиваясь и скользя рукой по ним, словно боясь, что от прикосновения к ним они могут исчезнуть. И как будто их можно было вспугнуть громким голосом, и они могут уплыть из его неподвижно, настежь открытых глаз, - он уже только тихо, перехватывая дыхание, шептал:

- Я вижу… Вижу туманно… Я могу, я хочу прозреть…

Он ничего не видел.

- Хо-хо-хо! - смеялся кто-нибудь из дворовых, наблюдавший такую сцену. - Хиба так видют?.. А вы скажить, Мирон Рувимович, чи стриженый я, чи бритый? Не-ет, ни дули вы не видите!

- Уходите вон! - налетал на того Федя. - Как вы смеете вмешиваться?

- Тю! - плевал дворовый. - Хиба можно обманывать человека? Человеку свою судьбу не переспорить.

Калмыков бледнел и низко опускал голову.